Григорий Шаргородский

Оценщик

Одноразовый кумир

Пролог

Ииэтон Хоос Туу – Туман, стелющийся над озером, – смотрел на густо покрытые деревьями горы, но созерцание Изумрудного леса уже не вызывало в его душе прежнего отклика, спокойствия и надежности. Лес был осквернен, и теперь там хозяйничали низшие расы. Еще несколько рассветов назад это казалось невозможным, но рано или поздно все заканчивается, даже вечность. Бывшие владыки Изумрудного леса сейчас властвовали только этой цитаделью, и отступать им было некуда.

Сам Туман не был фанатиком. Для Изменяющего жизнь религиозные догмы Непримиримых ничего не значили. Изменяющие в своем стремлении к совершенству достигали уровня если не богов, то высших сущностей и на окружающий мир смотрели ясно и с пониманием сути бытия. Честно говоря, в ряды Непримиримых Тумана привело совсем не ощущение исключительности собственной расы и тем более не желание вернуть младшие народы на уготованное им богами место в рабских загонах. Мало того, Туман, в отличие от многих соплеменников, не считал, что младшие расы вообще были созданы мудрыми предками. Он, как приложивший свой дар и разум к сотворению множества видов боевых существ, прекрасно понимал, что появление разумных рас, да еще и обладающих магическими способностями, можно объяснить лишь божественной волей. Обычным разумным под силу производство лишь вот таких, пусть грозных, опасных, но все же скорбных разумом созданий.

Словно услышав мысли господина, ууш-ха зашипел, пригибая голову к площадке сторожевой башни, но его наполненная зубами пасть была сомкнута, а в полуприкрытых бронированными веками глазах не было ни капли ярости – только покорность воле хозяина. В этом-то и смысл: на подобную верность способны питомцы, но не разумные существа.

На самом деле Тумана к Непримиримым привел именно здравый взгляд на мироздание и понимание законов жизни. Что бы ни говорили пошедшие на примирение с младшими расами соплеменники, все разумные существа в определенной степени все же остаются животными, и каким бы высоким интеллектом они не обладали, всегда на инстинктивном уровне будут заботиться о собственном потомстве и отвоевывать для оного каждый свободный клочок жизненного пространства. Так что двум – и тем более трем – разумным расам не ужиться на одной планете. Если честно, Туман считал благом и Договор Свободы, и подкрепление его Великим проклятием, которое исключало любую возможность рабского подчинения одной разумной расы другой. Ведь теперь терялась надежда на возрождение старых порядков, и остается лишь жесткий естественный отбор. Выживет сильнейший. Туман начал сомневаться, что это будут именно его сородичи.

Непримиримые слишком долго не могли прийти к общему решению – либо как-то преодолевать Великое проклятие, чтобы вновь вернуть младшие расы в благостное рабство, либо уничтожить их всех раз и навсегда. Споры затянулась, и стало поздно: младшие смогли найти себе союзников за гранью мира. В результате в родной сердцу Тумана Изумрудный лес вошли воины низших рас с оружием из другого измерения, и вечные защитники чащоб умирали одни за другим.

Впрочем, все это уже не имеет никакого значения. Младшие все равно опоздали. За спиной Тумана кумир уже вошел в пирамидальный храм, а собравшийся во дворе молодняк всех населивших этот мир рас заголосил в экстатическом приступе бескрайней любви к своему идолу.

Ииэтон Хоос Туу вновь перевел взгляд на лес. Когда-то один из величайших поэтов его расы сказал, что любовь спасет мир. Он был неправ: именно любовь этот мир уничтожит. И не только этот.

Вдали утробно ухнуло и частым тамтамом застучали хлесткие звуки. Звуки, которых этот лес не слышал никогда.

– Ашш, – прошипел Туман.

С нетерпением ждавший этой команды ууш-ха яростно застрекотал и взвился со стены в небо. За ним из окружавших цитадель зарослей поднялись десятки таких же летающих убийц.

Проследив за их полетом, Туман сам спрыгнул со стены и, обнажив изогнутые клинки, словно тень заскользил в сумраке леса. Уйти из этого мира он хотел не как ученый и тем более религиозный фанатик, а как высший хищник: на охоте, вцепившись в глотку своей последней жертве.

Исав Буян обреченно закатил глаза, когда его опять хлестнуло по морде тугой веткой. Вообще-то Буяном он был для друзей, а для всех остальных, включая идущего впереди громадного зеленокожего урода, наверняка специально подстроившего встречу ветки с мордой молодого гоблина, являлся уважаемым инструктором фор Исавом. Впрочем, правила Женевы для лесных орков старого мира ничего не значили, как и его статус инструктора. Обидно, конечно, но терпеть можно. А вот ор Сервуса его лесные собратья уважали. Да и как тут не зауважаешь здоровяка в кожаном плаще, в шикарной шляпе и с револьвером, чей калибр вряд ли уступал калибру американского станкового пулемета М2, лежащего на плече женевского орка. Хотя это для людей он был станковым, а для Сервуса вполне себе ручным. Почти половина из сотни окружавших лесных орков была экипирована почти так же, как и его громадный коллега. Почти – в том смысле, что у каждого был пулемет. И это единственное, что у них было общего. Одеты лесные орки в бомжеватого вида набедренные повязки, а из оружия кроме пулеметов имели лишь кремневые, иногда бронзовые кинжалы. В общем, дикари дикарями. Взгляд гоблина буквально отдыхал, натыкаясь на привычную фигуру в плаще и шляпе. В остальном все было необычно, непривычно и до жути раздражающие.

Исав с содроганием вспоминал почти два месяца путешествия по прародине, наполненные бытовыми неудобствами и выматывающими тренировками с местными дикарями. Поначалу молодой гоблин вообще был уверен, что у них ничего не получится и никогда эти зеленые имбецилы не поймут, чем отличается пулемет от дубины, но спокойная уверенность в своих силах и железная воля женевского орка дали свои плоды. Вот уже три дня они продвигаются сквозь заросли Изумрудного леса с уверенностью и монотонностью бульдозера, и ничто не могло их остановить. Это, конечно, наполняло молодого гоблина чувством боевой общности с отрядом, но при этом он окончательно понял, что между ними была, есть и останется огромная пропасть.

Когда-то Исав наивно полагал, что никогда не сможет до конца понять человеческую натуру и всегда будет чужим на Земле и что нужно было попасть в Старый мир, чтобы понять: он не просто женевский гоблин, а землянин до мозга костей. Ну а как могло быть иначе, если он рос на голливудских фильмах и большую часть времени даже думал на французском. Так что желание оказаться на болотах мифической прародины очень быстро сменилось жаждой вернуться в родную Женеву к круассанам, пицце и очередной серии «Йеллоустоуна».

Погрузившийся в свои мысли, гоблин внезапно замер и настороженно присел. Нет, выходить из прямоходящей трансформации он не стал, да и в земном камуфляже делать это не совсем удобно. К тому же скакать по деревьям в боевом угаре от него вовсе не требовалось. Он здесь совершенно для другого. Сразу после отбрасывания хвоста жрецы определили ему путь прорицателя. Позже, осознав себя как личность, он не только принял библейское имя Исав, но и выбрал стезю боевого пророка, которая привела юного гоблина в дебри Старого мира.

– Ханкар! – заорал он на низшем эльфийском и постарался укрыться за широкой спиной орка, еще пару секунд назад бесившего его одним фактом своего существования.

А вот сами зеленокожие ребята никуда прятаться не стали. Они моментально образовали боевой периметр, ощетинившись стволами крупнокалиберных пулеметов. Внутри построения расположились носильщики, тащившие на себе ящики с боеприпасами, ну, и с кое-какими другими сюрпризами, которые специально обученные орки тут же начали распаковывать.

Места для действия группы было вполне достаточно. Это вам не Диколесье, заросшее дикой лианой, которая имела повадки злобного хищника. Впрочем, сами женевские эльфы признавали, что, сотворив эти хищные заросли, они слегка погорячились. Очень уж их выбесили беспардонные действия французов.